Сергей Михалок: "трасянка" мне нравится, а колдыриться я не буду - новости на :::RockBy.Net:::

Сергей Михалок: "трасянка" мне нравится, а колдыриться я не буду

 
Сергей Михалок на днях дал любопытное интервью белорусской газете "Наша нiва". В нем лидер "Ляписов" говорит о городском фольклоре, своих взаимоотношениях с "трасянкой" и белорусским языком, а также дает определение слова колдырь.

"Ляпис Трубецкой" свил себе гнездышко в бывшем детском садике возле площали Притыцкого – в районе не старом, но обжитом. Справа от ляписовского садика – пункт приема стеклотары и элитный салон красоты (в одном здании). Слева всего в нескольких метрах – "опорник" милиции. Здоровенные дядьки в форме со смешками и потешками наблюдают за бутылочной мафией. Жизнь кипит и на глазах рождает городской фольклор. Наверное, ребята чувствуют себя здесь абсолютно комфортно.

– Заметно, что вы интеллигентный человек и не любите хамства. Но уважаете городской фольклор, дворовую культуру. Как это можно совмещать?

– Моя "интеллигентность" искривленная. Среди моих литературных страстей – интеллектуалы с полукриминальным, полуалькогольным налетом – Мартин Эмис, Владимир Буковский, Сергей Довлатов. Я не из рафинированных мальчиков, которые утром бежали в музыкальную школу. Я знаю, что такое двор. Мы умели за себя постоять под натиском гопоты и в тусовках возле "Пингвина", и в других злачных местечках. Я не человек, который терпит хамство в отношении себя, и не человек, который не будет драться. Мои друзья такие же – я называл их раньше агрессивно пьющим бомондом. Это умные люди, которые без особой сложности ориентируются в культуре – театре, музыке, литературе. Но они ориентируются и в нашей стороне жизни. Дворовая культура очень важна для меня. Городской фольклор очень важен. Я не понимаю людей, которые ругают городской фольклор и тянутся только к сельской аутентике. Я из поколения, которое помнит дворовые песни и знает кодекс чести – когда идешь чувиху провожать тебя не тронут, а вот когда будешь брести назад, тут уже не обессудь… Или в школу в падлу было идти в новой обуви – надо было обязательно пошаркать ботинки друг о друга. Или круто было зажигать спички о спортивные штаны, об бедро. Каждый пацан знал, как себя вести, как разговаривать, что петь. В детстве было: "Самолет-самолет, забери меня в полет, а полете пусто, выросла капуста". Реальная абсурдистская песенка. Глобальная такая. Потом юношеский фольклор с матом. Город жил своей жизнью, не связанной с официальной культурой, с политикой. Эти мелочи мне интересны, но я покрываю их слоем юмора и не пробую показать полукриминальную жизнь крутой и четкой. Хотя бандиты меня слушают.

– Свидетельствую, что милиционеры тоже…

– Непонятно, кто больше. Мне нравится эта диффузия в жизни, это некорпоративное отношение. Для меня это серьезная жизненная коммуникация. Люди не могут существовать каждый в своей формации или группе – музыкальной, классовой, религиозной. Это было бы неинтересно.

– Самый экстремальный поступок в вашей жизни?

– Я считаю, что люди, которые ищут экстрима помимо повседневной жизни… ну, может, им слишком хорошо живется? Для меня вся жизнь – экстремальное удовольствие. Когда мне говорят, что только на роликах можно получить настоящий адреналиновый взрыв, я советую им подъехать на роликах к кинотеатру "Дружба" где-нибудь в Чижовке. Вот там будет экстрим. Я совершал поступки на грани фола. Это было связано с пьянством или юношеским нигилизмом, но рассказывать не буду. Не люблю рассказывать про себя все. Не хочется превращать интервью во флюорографический снимок.

– Вы говорите, что не хотите иметь ни постоянной квартиры, ни машины. Избегаете привязанности к чему бы то ни было?

– Мне пока что это не нужно. Хотя у меня есть деньги на не самую плохую квартиру и машину и не стесняюсь в этом признаться. Это заработано, а не выиграно в лотерею. Я живу в съемных квартирах и меняю их. Это не очень удобно, но меня удовлетворяет. Хотя быта я не боюсь и решаю эту проблему на ходу. Иду в магазин "Сделай сам" и латаю хозяйство.

– Фотохудожница Ксения Никольская из Санкт-Петербурга не знает, кто такой колдырь. Мы не сумели объяснить, хотя всем нутром понимаем, кто это. Дайте определение. Тем более, что возникла целая парадигма – колдыриться, заколдыренный, колдырный и т.д.

– "Колдыря" придумал Леша Хацкевич, Хацон, мой друг. Кстати, "Саша и Сирожа" тоже очень раскрученный брэнд. Мы с Хацоном давно работаем. Сначала была группа "Металлический валежник", потом аткой смешной с названием "Голубые петухи", а потом театр "Бамбуки". Тогда и возникло понятие "колдырь". Не путайте колдыря с гопотой и урками и с бритыми пацанами из Шабанов. Колдырь живет в каждом человеке, независимо от социального положения. Не почистил зубы утром – это колдырь в тебе ожил. Пошел в спортивных штанах в магазин – колдырь. Хочешь кошке ногой поддать, но сдерживаешься – победил в себе колдыря. Черное Альтер эго человека – колдырь. Убей в себе колдыря и т.д. такая идея. Мы сейчас ее раскручиваем в серии телепрограмм, на украинском телевидении скоро пойдут. На Белорусском телевидении мы больше работать не будем. Не будем колдыриться.

– Вас называют лидером креольского искусства в стране. Видите ли вы в креольстве будущее нашей нации?

– Это не тема моей диссертации – куда повернет Беларусь. Я не очень хорошо знаю историю и геополитические реалии, потому что приехал сюда в 18 лет, когда уже полностью сформировался. Я – сын военного, родился в Германии и хорошо поездил, прежде чем попасть в Минск.

В начале своего пути мы пели по-белорусски. Я слушаю, как Лявон Вольский или наш звукорежиссер Саша великолепно говорят на языке. Но мне он дается с трудом. В университете культуры, который я закончил, преподаватели старались вбить мне его в голову, и у меня было ощущение протеста, как и против любого интеллектуального насилия. Я воспитывался на русской классике с небольшими отклонениями в сторону обэриутов, Платонова и т.д. Скажу честно, много чего из белорусской литературы мне тогда не закатило. Например, юмора Тетки я абсолютно не понимаю. Я не был тронут и Максимом Богдановичем. Когда мои преподаватели белорусского в наших идейных спорах ставили Богдановича рядом с Заболотским или Верленом, меня это потрясало. Брэнд "Богданович" был мне незнаком. Я просто не знаю белорусского языка в достаточной степени, чтобы иронизировать. В русском я владею полной знаковой системой. Когда я пою "сады-стады" и "колье-оливье", все понимают о чем речь.

– А системой "трасянки" вы, по-моему, великолепно владеете.

– Это мой фольклор, язык улиц. Я знаю изнанку жизни. Я пьянствовал, бывал на пивниках, панковал, ездил по местечкам. На трасянке даже преступники говорят: "Мать, неси брагу, поспела!" Поэтому моя трасянка вкусная, ведь эклектика – самый вкусный элемент искусства. Трасянка – кич, несерьезный язык, язык богемы. На трасянке говорят мои друзья – Хацон, поэты, художники, театралы. Трасянка далась мне легче, чем белорусский. Я не умею иронизировать по-белорусски.

– Мой любимый Сергей Довлатов великолепно сказал: "Тысячи книг написаны про пользу алкоголя и ни одной – про его пользу. Зря". И это написал человек с циррозом печени. Перед концертом "Крамбамбули" следует говорить по алкоголь…

– Алкоголь важен для меня. Я приветствую все, что связано с алкоголем. Мне это интересно. В моей жизни бывают разные периоды. Иногда я не хочу пить, а иногда мне нужен трезвый взгляд на реальность. Теперь уже полгода не могу пить – нет времени. Для стимуляции творчества мне алкоголь не нужен. Я не пишу пьяным. Но алкоголь дал мне гамму переживаний, состояний, взглядов на жизнь. Я узнал вещи, которых не узнал бы, будь я трезвенником. Раньше очень хотелось пить, но денег не было и никто не проставлялся. Теперь и деньги есть, и каждый второй хочет мне проставиться, но нет желания пить. Такой парадокс! Если бы в молодости эти фазы совпали, было бы хорошо.

Но когда я просыпаюсь утром в какой-то "злачной обители с пьяными персонажами", считаю, что лучше и уместнее всего будет выпить. Короче, в отношении алкоголя у меня нет каких-то канонов.

– Складывается впечатление, что вы не желаете зависеть ни от чего – ни от собственности, ни от привычек. Это правильное впечатление?

– Да. Это, может, самое ценное приобретение моей жизни. Я этим сильно горжусь. Есть много апокрифов про "Ляпис Трубецкой". Сотни людей в городе расскажут вам, как они с Михалком сидели в тюрьме, в дурдоме, пили и трахались вместе. Чистый городской фольклор. Мы неотделимы от жизни, от большой тусни. Мы превратились в определенной творческое объединение. "Бамбуки", "Ляпис Трубецкой", "Саша и Сирожа", знаменитый клуб "Адис-Абеба" с перфомансами, с панк-буффонадой – наверное, это моя творческая удача. Потому что в творчестве я скорее говорю про трудолюбие, терпение и удачу, чем про талант и гениальность. Трудолюбие и удача – это вещи, которые я выработал.

– И они работают?

– Безусловно.

Разговаривала – Светлана Курс